Перейти к содержанию

Охота за облаками


Рекомендуемые сообщения

 

Страница 1 из 2

 

 

Калинин Модест Владимирович

Светлой памяти человека, солдата, охотника —

Николая Севарионовича Гобеджишвили

посвящает автор этот очерк.

 

«...Самая интересная из всех видов охот — это охота с винтовкой с подхода в горах. Она дает наиболее сильные спортивные переживания, она требует от охотника проявления большой находчивости, ловкости и настойчивости. Иной раз целый день видишь зверя, но для того, чтобы подойти к нему на выстрел, приходится обдумать сложный план с учетом направления ветра, особенностей рельефа местности, освещения и т.д. Много трудностей встретишь на пути к зверю, неожиданные неудачи сулят коварные скалы и ущелья, на взгляд такие красивые и заманчивые. Но зато удача, зверь, добытый метким выстрелом, заставляет сразу забывать все невзгоды и трудности этой охоты.

Каждый такой выстрел остается в памяти на всю жизнь и нельзя его сравнить с сотней других, сделанных по каким-нибудь птицам, когда стреляешь дупелей или бекасов, или уток на перелете.

И только одна охота по птице идет в сравнение с охотой на зверя с подхода. Я имею в виду весеннюю охоту на глухариных токах».

С.С.Туров

 

Знаете ли вы страну, где вино покупают пудами, доски пилят из виноградной лозы, а автомобили, наряду со спидометрами, снабжены альтиметрами? Эта страна называется... Впрочем, все по порядку.

Рано утром, пока жаркое, даже осенью, грузинское солнце не раскалило камни и асфальт, наша «Волга» ушла в сторону моря. Точнее, плавно понеслась из Тбилиси по Военно-Грузинской дороге к древней столице Грузии — Мцхете и дальше, через Сурамский перевал, в Западную Грузию, к Черному морю. Однако, «самое синее в мире Черное море мое»... в этот раз увидеть не пришлось. Миновав город Гори — родину И.В.Сталина, мы повернули на Цхинвали — столицу Южной Осетии. В горных странах дороги обычно проходят по долинам рек. До Гори мы ехали по широкой долине Куры, на берегах которой, кстати, стоит и Тбилиси. Дорога на Цхинвали (бывший Сталинири) пошла по притоку Куры, реке Большая Лиахви. Вдоль шоссе жители близлежащих селений продают овощи и фрукты и всю оставшуюся дорогу мы лакомимся чудесными грушами. А дорога идет все вверх, все в гору. Вот и перевал Эрцо. Смотрю на альтиметр. Он показывает 1850 метров над уровнем моря. Южная Осетия кончилась. Началась Рача — историческая провинция Западной Грузии. На самом перевале короткая остановка с легким «перекусом»-«пури-марили» («хлеб-соль» по-грузински). С перевала открывается чудесный вид. Где-то внизу поблескивают зеркальные поверхности двух озер. Мои спутники говорят, что во время пролета на этих озерах останавливаются многочисленные утиные стаи.

Кстати, о моих спутниках. Их двое: Захарий Иссидорович Члаидзе — заместитель начальника Главного управления заповедников и охотничьего хозяйства Минлесхоза Грузии и его шофер Давид-«Дато» — молодой веселый парень. В силу нашей многолетней дружбы я зову Захария просто Закро. Это с его помощью я получил разрешение на отстрел двух серн и одного тура для музея Ленинградского общества охотников. С этой целью мы едем в город Они и дальше на Главный Кавказский хребет. Дорога после Цхинвали очень красива, особенно по ущелью реки Паца. Впрочем, она не только красива, но и опасна, о чем свидетельствуют многочисленные памятники погибшим автомобилистам.

Дато спрашивает меня: «А знаешь, как у нас в Грузии называют «Жигули»? И сам же отвечает — «Хайль Гитлер!». «Почему?», — недоуменно спрашиваю я. «Потому что на «Жигулях» погибло грузин больше, чем за всю войну с Гитлером», — отвечает Дато и весело смеется. Сам он водитель опытный и осторожный.

В городе Они заехали в районное общество охотников, где Закро заботливо проверил все приготовления к предстоящему походу в горы и познакомил меня с районным госохотинспектором Николаем Севарионовичем Гобеджишвили. Нико штурмовал «Голубую линию» фашистской обороны на Кубанском плацдарме немцев в 1943 году. Разорвавшимся поблизости снарядом был сильно контужен и засыпан землей. Его чудом нашли и выходили. В мирное время он стал столяром-краснодеревцем. Его дом, на улице Деметре II, построенный своими руками, весь, и снаружи, и внутри, изукрашен художественной резьбой по дереву.

Закро — рачинец, родом из этих мест, и ночевать едем в его деревню Бари. От города Они, вниз по течению реки Риони, доехали до селения Мухли (по-грузински — колено) и еще семь километров вверх, в горы Рачинского хребта. Селение Бари широко раскинулось по холмам. Оно состоит из трех частей: Квемо (нижнее) Бари, Шуа (среднее) Бари и Земо (верхнее) Бари. Родовой дом Члаидзе стоит в старом, запущенном саду. С западной стороны, по всей длине дома — открытый балкон. Такой же балкон и на втором этаже. Ужинаем на балконе. Вареное мясо запиваем чудесным вином. На десерт — сазамтро (арбуз). Когда-то, у Куприна, я прочитал про «рачинское» вино. Позже попробовал знаменитую «Хванчкару» — якобы любимое вина Сталина, что теперь, кстати, оспаривается многими мемуаристами. И только теперь, в самом центре Рачи, я понял, что это — одно и то же. Городок Хванчкара расположен неподалеку, ниже по течению Риони. Вина Западной Грузии не уступают лучшим кахетинским винам Восточной Грузии, а такие, как «Хванчкара», «Оджалеши», «Твиши» возможно и превосходят их. Но если, дорогой читатель, счастливая судьба занесет Вас на благословенную землю Сакартвело — землю грузин — и гостеприимный хозяин воскликнет: «Кацо, какой хочешь пить вино? Выбирай!», — попросите «Усахелаури». Если Вы не попробуете этот божественный напиток — Вы не сможете со всей полнотой оценить прелести солнечного напитка — натуральных виноградных вин Грузии.

Мне отведена одна из комнат на втором этаже. В большой полупустой комнате широкая старинная кровать под балдахином, точнее, противомоскитной сеткой. Свежий ветер с гор колышет занавески открытых окон, дышится легко и свободно. Ложусь и, переполненный впечатлениями, мгновенно засыпаю. Просыпаюсь от легкого поскрипывания. К утру ветер усилился, и старый деревянный дом словно постанывает под его напором. Раздетый выхожу на балкон. Тепло. Из-за Рачинского хребта бьют ослепительные лучи солнца. Ясное небо предвещает хороший день. В саду, в обсыпанных плодами яблонях, среди толстенных черешен снуют черные дрозды. Тут же родничок. Приятно умыться его холодной, кристально чистой водой.

После завтрака едем в Они. Закро возвращается в Тбилиси, а я, в сопровождении Николая Севарионовича, — в горы. С нами еще несколько местных охотников-следопытов. По очереди Нико знакомит меня с ними. Последний — шофер нашего санитарного фургончика — крупный, угрюмого вида мужчина, протягивает мне руку и говорит — «Тристан». «А жена твоя Изольда?» — спрашиваю я. «Послушай, откуда знаешь?» — лицо его расплывается в удивленной улыбке.

Скоро мы приезжаем в селение Мажиети, где живет Георгий Арчилович Гугешашвили — лесник, охотник и знаток местных гор. Он будет нашим проводником. Его нет дома. Жена говорит, что он на покосе и вернется только поздно вечером. Оставляем ему записку, в которой указываем место нашей ночевки и просим придти утром, как можно раньше. Путь на альпийские луга не близкий и мы хотим использовать оставшееся светлое время дня, чтобы преодолеть хотя бы часть пути. Прощаемся с Тристаном, и он уезжает домой в Они. Мы не знаем, когда вернемся и где будем спускаться с гор, поэтому ждать нас бесцельно.

Растянувшись цепочкой, все выше и выше уходим в горы. Тропинка ведет нас ущельем реки Ходжори. Быстро вечереет, и, отойдя километра три от Мажиети, решаем становиться на ночевку. Именно это место и указано в записке Георгию. Перепрыгивая с камня на камень, перебираемся на противоположный берег реки и я с удовольствием убеждаюсь, что мои чешские ботинки, предназначенные для горной охоты, не текут. Лес прекрасен! Гигантские пихты под 30 метров высотой и необхватные буки. Я сразу же берусь за костер. Так уж повелось — во всех экспедициях и походах это моя обязанность. У пионеров это называлось — «костровой». Рублю толстые сучья сухой пихты. Быстро разжигаю огонь и хочу положить в костер толстые пихтовые поленья. Нико останавливает меня и подбрасывает сырые буковые чурки. Он оказался прав! Буковые поленья горели ровным, жарким пламенем, не «стреляя» и не разбрасывая вокруг искры. Лежа не мягкой ароматной постели из пихтовой хвои, я вспоминал ночи на Сихотэ-Алине. Там тоже было пихтовое «ложе», а дрова — из пойменных ильмов. Толстые ильмовые кругляки горели как бы без пламени, постепенно превращаясь в раскаленные цилиндры. Эти цилиндры долго давали жар, а потом разом рассыпались во прах.

Было еще совсем темно, когда я проснулся от песни. В лесу всегда спишь очень чутко. Сначала в затуманенном сном мозгу родились какие-то звуки, потом они превратились в мелодию, и я долго во сне мучился, пытаясь вспомнить — что это? И как только вспомнил — проснулся. Сулико! Конечно же Сулико! Это пришел из Мажиети Георгий. Я подбросил в костер дров и огонь осветил пришедшего. Жора был высок ростом, жилист и сухопар. Большие карие глаза лучились добротой. Прозвучало традиционное армейское — «Подъем!», и начался первый день моей охоты в Рачинских горах.

Быстро завтракаем и в путь. От нашей ночевки идет еле заметная тропа. Сначала крутой подъем, затем старая тропа, прихотливо извиваясь, пошла в полгоры и идти стало легче. Мы с Нико приотстали и ребята, ведомые Жорой, ушли вперед. Кругом девственный лес! Это, пожалуй, наименее известная и посещаемая часть Грузии. Сюда не заходят альпинисты, здесь не пролегают туристские тропы. Зато много медвежьих. Буки, пихты, ели, березы, клены и даже ольхи. Буйство высоких цветущих трав: гигантские зонтичные, акониты, водосборы, скабиозы, горная гречиха и другие травы. Большинство из них уже отцвели — начало сентября, но в воздухе витает нежнейший аромат, одновременно и услаждающий и бодрящий путников.

Еще дома, в Питере, я долго думал, какой маскировочный костюм взять. Решил: темно-зеленый. И не ошибся. Идешь по узкому коридору зеленых зарослей, по сплошным медвежьим следам, и думаешь, что вот-вот нос к носу столкнешься с медведем. Однако это несбыточные мечты: медведь зверь осторожный и идущих не таясь людей к себе не подпустит. Тропа наша, чем дальше, тем больше начинает напоминать заросшую тележную дорогу. Так оно и есть! Нико рассказывает, что выше, в горах, были небольшие селения и это была единственная дорога, связывающая их с остальным миром. После войны отсутствие в этих селениях школы, магазина, электричества заставили жителей спуститься в долину. Горы обезлюдели.

Неспешно идем по дороге. Часто приходится перелезать через стволы упавших деревьев, преодолевать глубокие промоины и расселины от ливневых потоков. Любуемся величественными картинами дикой кавказской природы. Справа, по ходу, высится пик горы Шоды. Слева — белая голова Шабалахи. Нико говорит, что там держатся улары и туры. Подъем дается с трудом и мы периодически отдыхаем, чтобы восстановить дыхание. Горы источают влагу. То здесь, то там из земли, из каменных стен выбиваются роднички. Нико достает маленький рожок и мы с наслаждением пьем кристально-чистую прохладную воду. Дело уже к полудню. Лес почти кончился — мы подошли к зоне альпийских лугов. Серны — эти изящные горные козы — летом держатся именно здесь, а с выпадением снега спускаются в лесную зону, где объедают молодые побеги деревьев и кустарников, лишайники. Нико говорит, что где-то здесь находится солонец, который серны посещают очень охотно. Но, чу! Сверху доносится выстрел. Нико расплывается в улыбке — «знаешь какое вкусное мцвади из арчви?»

Дальше идти нет смысла и мы поворачиваем назад. Спускаться легче и скоро мы приходим на табор. Нико подготавливает все к обеду, а я, как обычно, занимаюсь костром. Раздуваю еще тлеющие угли, поднимаю голову и вижу... По склону горы, выше нашего лагеря, идет цепочка незнакомых людей. С ружьями! Я молча указываю на них Нико. Он долго рассматривает их в бинокль. Потом что-то громко кричит им. В цепочке явное замешательство. Люди сбиваются в кучу, размахивают руками, что-то горячо обсуждают, потом, нехотя, начинают спускаться к нам. Их четверо. Все вооружены: немецкая армейская винтовка «Маузер», тройник с нарезным стволом и две двустволки. Пришедшие рассаживаются вокруг костра. Нико показывает им свое удостоверение государственного охотничьего инспектора и начинается разговор на повышенных тонах. Я сажусь в сторонке и держу на коленях карабин. Как-то развернутся события?! Охотники предъявляют свои документы. Первый же документ приводит Нико в веселое бешенство: «Так это твоего брата я поймал весной с убитым медвежонком?» Потрясая охотничьим билетом браконьера, Нико подходит к ним и вдруг с удивительной (для его возраста) ловкостью и быстротой выхватывает у одного из них тройник. Я вскакиваю на ноги и беру карабин наизготовку. Однако браконьеры и не думают сопротивляться. Они уже давно поняли, с кем имеют дело. Весь район наслышан о решительности инспектора Нико Гобеджишвили. Браконьеры знают, что к нам, с минуты на минуту, подойдет подкрепление, да еще с таким уважаемым и сильным человеком, как лесник Георгий Гугешашвили. Нико обращается ко мне: «Вот, посмотри: в билете записана двухстволка и номера на ружье и в билете совпадают, а на самом деле тройник». Он раскрывает ружье и достает из нарезного ствола патрон русской трехлинейки. Браконьеры сникают. Выясняется, что это ребята из «новых грузин» из Кутаиси, решили поразвлечься «на пленере». Взяв в проводники бывшего жителя из покинутых горных селений, они отправились на охоту. Нико отбирает у них документы и они уходят вниз, где их ждет машина. На прощанье я их фотографирую. Скоро появляются и наши охотники. Стоило им подняться к альпийским лугам, как они обнаружили стадо серн около 30 голов. Серны паслись около скал. Серны — дневные животные. Пасутся летом в утренние и вечерние часы. Выходят на пастьбу с рассветом, пасутся до 7—8 часов, затем постепенно поднимаются вверх к снежным полям, продолжая кормиться примерно до 10 часов, а потом ложатся отдыхать в тени скал, на снегу или даже в пещерах. Часов с 5—6 идут вновь на пастбище, где остаются до заката, а иногда и позже — до наступления темноты. Осенью, когда нежарко и нет кровососущих насекомых, серны пасутся весь день. Опытным горцам удалось подкрасться к играющим сернам метров на 60, а вот стрельба подвела — чистый промах, после которого серны бросились в скалы. Ребята решили больше не тревожить животных и скрытно ушли назад. Перед обедом Нико поочередно преподносит каждому рог своего чудесного вина. Смеется, что «мазиле», который лишил всех «мцвади», вина не даст, но тут же смягчается и наливает.

Учитывая, что серны мало потревожены — они даже не видели стрелявших по ним людей, а также привязанность этих животных к ранее избранным участкам гор, решаем завтра идти в то же место.

Рано утром, в полной темноте, уходим в горы. Теперь дорога уже знакома и идти вроде бы легче. Мне очень помогает крепкая, тонкая палка, в мой рост, с острым наконечником. Когда-то у деда в кабинете в Петербурге стояла такая же. Ее, с серебряной монограммой, преподнесли дедушке швейцарские лесоводы и называлась она альпеншток. Тогда я смутно представлял ее назначение. Сейчас такая палка — моя третья нога и рука. Я опираюсь на нее и перескакиваю через промоины.

Часам к восьми утра мы были уже в зоне альпийских лугов. По дороге спугнули стайку кавказских тетеревов. Это могло насторожить серн и мы продвигались дальше с особой осторожностью. На вчерашней луговине серн не оказалось. Гоги велел нам всем сесть в тени скалы, а сам ушел обследовать окрестности. Не прошло и часа, как он вернулся и сообщил, что обнаружил вчерашнее стадо — оно пасется в ближней седловине. Быстро, почти бегом, мы выдвигаемся к гребню, где Георгий опять укладывает всех и приказывает не показываться. Мне же, жестом, предлагает следовать за собой. Мы, поспешая, спускаемся метров на 400 вниз и оказываемся в седловине, где пасутся серны. Соблюдая предельную осторожность, начинаем подниматься к тому месту, где Гоги их видел. Не проходит и 10 минут, как мы замечаем пасущихся серн. Они от нас метрах в трехстах и я уже было приготовился стрелять, но Гоги энергичным жестом запрещает мне это. «Подойдем ближе», — чуть слышно шепчет он. Сначала мы идем, закрываясь обломками скал, куртинами высокой травы и кустарников. Потом ложимся и ползем. Альпийское высокотравье полностью скрывает ползущего человека. Оно так густо и высоко, что и серны в нем почти не видны. Серна, даже с поднятой головой, всего лишь около метра высотой. Ползти довольно легко. Я только очень боюсь звякнуть стволом карабина о камень, сбить мушку или забить ствол землей. Не знаю, сколько времени прошло, пока я не уперся в пятки ползшего впереди Гоги. Он, со счастливой улыбкой, переворачивается с живота на бок, глазами и кивком головы показывает вперед. Метрах в 100 от нас, то показываясь, то исчезая в траве, ходят серны. Ветерок тянет на нас, мы хорошо скрыты. Гоги верит в меня как в стрелка и поэтому улыбается. Он тихо считает: эрти (один), ори (два), сами (три), отхи (четыре)... двадцать семь заключает он по-русски. На таком расстоянии, с упора, стрельба достаточно проста. Однако мне, для музея, нужен хороший экземпляр и я в бинокль стараюсь выбрать зверя побольше и с хорошими рогами. По предыдущим охотам знаю, что у самцов рога крупнее и поставлены ближе, чем у самок. Так как серны все время перемещаются, в бинокль вести за ними наблюдение довольно трудно. Я уже наметил крупную серну, предположительно козла и, отложив бинокль, стараюсь не потерять его из виду. Мои локти крепко уперты в землю, ремень охватывает бицепс левой руки, приклад плотно вставлен в плечо и мушка недвижима. Я долго выбираю момент, когда животное окажется на чистинке и, наконец, стреляю. Зверь исчезает, а другие серны стремглав бросаются к скалам. Вот одна показывается на вершине огромного камня и четким силуэтом застывает на фоне неба. Я уже готов к такому повороту событий и тут же прицельно стреляю. Гоги издает победный клич и хлопает меня по плечу: карги! (хорошо). Мы вскакиваем на ноги. По привычке я передергиваю затвор и посылаю очередной патрон в ствол. Делаю это видимо зря, так как у меня лицензии только на двух серн, и, судя по реакции Георгия, дело уже сделано. Действительно, первая серна лежит на том самом месте, где я ее и стрелял. Пуля по диагонали прошла через корпус и, на выходе видны куски разорванной печени. Когда проходит всепоглощающий охотничий азарт, жутко смотреть на дело рук своих... Немного утешает только то, что зверь не мучился — смерть была мгновенной.

За подготовку в стенах Ленинградской Лесотехнической академии специалистов по охотничьему хозяйству Словацкий союз охотников наградил меня карабином «Зброевкой», изготовленным на известном заводе в городе Ухерски-Брод. Карабин под патрон 7,62х51, маркируемый как патрон Win-308. В германских справочниках он снабжен ремаркой «Schalenwild» — то есть для отстрела копытных. Пожалуй, сейчас это наиболее распространенный в мире патрон, имеющий множество модификаций. Даже штатный НАТОвский патрон тоже 7,62х51. Как известно, останавливающее действие патрона зависит от трех главных показателей: веса пули, скорости полета и конструкции. Из богатого ассортимента патронов для стрельбы серн я выбрал западно-германский патрон RWS, с пулей Original-Brenneke-Torpedo-Universal весом 11,7 г, начальной скоростью 780 метров в секунду и энергией на расстоянии 100 м равной 2786 кгс. м. Приходится писать об этом так подробно потому, что большинство наших охотников и не подозревают о разнообразии самих пуль к нарезному охотничьему оружию. Тем, главным образом, и отличаются охотничьи патроны от армейских, что у первых пули различных систем — Нослер, Кегельшпитц, Бреннеке, Аляска и т.д., специально сконструированные для надежного поражения самых разнообразных охотничьих животных на различных расстояниях. Как правило, они сконструированы так, что не пробивают животное навылет, а всю свою огромную силу оставляют в теле зверя. Например патрон «Weatherby 460 Magnum» имеет силу удара в 11 тонн! Все это глубоко продумано и обосновано. Во-первых, при таких показателях, даже при не совсем удачном попадании, зверь остается на месте (по правилам спортивной охоты добытый зверь принадлежит тому, кто его остановил). Во-вторых, это гуманно — животное чаще всего поражается смертельно и подранки редки.

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Страница 2 из 2

Вторая серна поражена в сердце. На выстрелы уже спешат ребята. Мгновенно шкуры были сняты, туши выпотрошены и разрублены, — все съедобное сложено в заплечные мешки. Первая серна, действительно, оказалась хорошим самцом, весом около двух пудов. Его рожки имели в длину 23 см, были круглыми в сечении, опоясанные неглубокими бороздками в основании и гладкие, словно отполированные на самых концах, загнутых назад. Я радовался, что этот козел будет хорошим экспонатом музея. Вторая серна оказалась небольшой козочкой, весом не более 20 кг, с небольшими рожками. У запасливого Нико оказалось с собой все необходимое и скоро мы наслаждались великолепным мцвади. Правда запивать его приходилось ледниковой водой и все беззлобно поругивали Нико за то, что он не прихватил с собой еще и вина. На семерых мужчин две серны — груз не великий.

 

Успех окрыляет и придает силы. Всегда вспоминаю слова моего старшего товарища — поэта и охотника Юрия Алексеевича Ливеровского, который любил говаривать — «Идешь по моховому болоту с глухариного тока пустой, так тяжело... несешь петуха — совсем другое дело! Ну а если пару, то летишь, как на крылышках!».

Скоро мы были на таборе, а затем и в Мажиети. Вечером был грандиозный пури-марили. Поздравить с успешной охотой собрались почти все мужчины селения. Было выпито три пуда (!) вина. Его привозят в бурдюках из долин. Было очень много цветистых тостов: за хозяина дома, уважаемого Георгия Арчиловича, за дорогого гостя, почетного члена «Монкавшири», батоно Модеста и даже за его топи (ружье), которое попадает точно в сердце. Пьяных не было. Положив руки друг другу на плечи и словно объединившись в одно целое, мы пели чудесные, многоголосые грузинские песни и чувствовали себя единой, дружной семьей.

* * *

Первая часть задания была выполнена, серны были добыты и отосланы в таксидермическую мастерскую в Тбилиси. Предстояла вторая, наиболее трудная часть — добыть тура. Поход за сернами показал, что в том районе туров нет. На «военном совете» в Они было решено, что Тристан на машине отвезет нашу группу на Мамисонский перевал и дальше мы будем совершать траверз Главного Кавказского хребта по направлению к Сванетии. «Сказано-сделано» и вот мы уже едем через селения Уцеру, Глолу, Шови по Военно-Осетинской дороге к перевалу. По дороге в селениях Уцера и Глола утоляем жажду из прекрасных минеральных источников. На самом перевале (его высота 2819 м над уровнем моря) стоит массивное здание из дикого камня. Это метеостанция. На этой высоте уже нет ни деревьев, ни кустарников, зато склоны покрыты цветущими крокусами. Слева высится громада горы Чанчахи. Под ней речка того же названия. Дальше Военно-Осетинская дорога спускается вниз и через Алагир идет к Владикавказу. Во время Великой Отечественной войны она имела большое стратегическое значение и немцы усиленно бомбили ее. Многочисленные бомбовые воронки вдоль дороги напоминают о тех трудных временах. Мы отпускаем машину, навьючиваем на спины рюкзаки и отправляемся в неведомое. Дальше нет ни дорог, ни троп. Есть только чутье и знание здешних гор Заура Ординидзе. Заур — преподаватель физкультуры в одной из школ города Они. Он невысокого роста, веселый, энергичный, хороший охотник и спортсмен. Постоянно слышишь его шутки и прибаутки. Он говорит, что настоящий охотник должен смочь и суметь, в любой сезон года, преодолеть путь по Главному Кавказскому хребту от Мамисонского перевала до столицы Сванетии — Местии. Они вместе с другом — Олимпийским чемпионом по борьбе — Сашико Майсурадзе, когда хотят «подышать чистым воздухом», совершают эту «прогулку».

Вот уже несколько дней мы идем в сторону Сванетии. Заур, стараясь не терять высоту, набранную еще на Мамисонском перевале, ведет нас гольцовой зоной на высотах 2500—3000 м. Непривычно видеть облака, плывущие под тобой! Туров все нет. Нет даже никаких следов их присутствия. Мне очень хочется увидеть кавказских уларов, но их, к моему большому удивлению, тоже нет. Я вспоминаю, что в конце семидесятых годов в районе Домбая — оживленного горнолыжного курорта я постоянно видел этих горных индеек. А здесь, в безлюдных горах Центрального Кавказа их почему-то нет. Зато каждый день видим ягнятников. Вспоминаю, как мы — участники орнитологического симпозиума, стремились найти этих красивейших птиц в урочище Аман-Кутан в горах Тянь-Шаня. Видели желчную овсянку, наблюдали в полете кумая — снежного грифа, нашли даже гнезда райских мухоловок, а ягнятника так и не встретили. Здесь же каждый день видим высоко в небе острокрылые, длиннохвостые силуэты этих птиц. Это очень радует, так как в Альпах, да пожалуй и во всей Европе, их стало очень мало. А ведь когда-то, в средние века, ягнятник или бородач, как его еще называют, был «героем» многих альпийских поверий и преданий. Считалось даже, что бородач может утащить маленького ребенка, оставленного без присмотра. Радует и присутствие других, не менее редких, экзотических птиц. Вот на отвесной скале красной бабочкой прилепился стенолаз, по камням прыгают довольно крупные, со скворца, птицы — краснокрылые чечевичники, кажущиеся в солнечных лучах малиновыми. Все это горные или даже высокогорные птицы.

Наш распорядок дня построен так. Я встаю раньше всех, в 4 часа утра, и занимаюсь костром, на котором разогреваю завтрак. Когда он готов, бужу всех. Ребята, во главе с Зауром, уходят вперед. Перед уходом он подробно, с указанием ориентиров на местности, объясняет, как идти нам с Нико. Надо отдать ему должное — ни разу за много дней мы не заблудились. Этому способствовал и характер местности. Обычно мы идем в гольцовой зоне и лишь к вечеру спускаемся к верхней границе леса. Здесь, у истоков горных ключей и речек, есть все необходимое для табора: и сухие, хорошие дрова и прекрасная чистая вода. Осенние ночи, да еще на высоте 2500 м, холодные. Мы раскладываем большой костер. Стволы поваленных деревьев, ошкуренные горными потоками и прокаленные горным солнцем, горят превосходно. Только не ленись подкладывать!

Все располагаются вокруг костра и начинаются бесконечные охотничьи разговоры. Ребята, как головной армейский дозор, рассыпавшись веером, прочесывают полосу шириной в километр, а где горы позволяют, — и все полтора. Все они настоящие горцы, делают это легко и с видимым удовольствием. Особенно один из них — Гоги. Это молодой, красивый парень, удивительно похожий на известного индийского киноактера Раджа Капура. Мы его так и зовем. Он уже прошел тяжелую армейскую службу в Афганистане, на память о которой у него осталась широкополая армейская шляпа — панама, которой он каждое утро, галантно расшаркиваясь, приветствует нас с Нико. Мы с Нико, как «тяжелая артиллерия», идем в арьергарде, кратчайшим путем. Вечером, собравшись у костра, обмениваемся впечатлениями. Они не веселые. «Джихви»-туров нет. Продукты питания подходят к концу и скоро нужно будет спускаться вниз, в долину Риони. Так мы и идем, день за днем, уже восьмой день. Утро девятого дня выдалось ясным, солнечным. День обещал быть жарким. Гиви даже мечтательно вспомнил «сазамтро» (арбуз). Ребята ушли на рассвете, а мы с Нико, прибравшись на таборе, последовали за ними. Через несколько часов пути мы увидели спешащего к нам Анзора. Он подбежал и смог вымолвить только одно, но такое восхитительное слово — «Джихви!». Как мы все ждали этого и вот оно случилось! Вскоре мы присоединились ко всей группе. Ребята, как курортники, — с блаженным видом лежали в неглубоком распадке, раскинув руки и повернув лица к солнцу. Заур, попросив меня пригнуться, подвел к краю распадка и указал на ледяной цирк, где виднелись какие-то темные точки. В бинокль я разглядел семь туров, лежащих на ледяной полке. Заур, который все осмотрел еще до моего прихода, начал подробно объяснять план подхода к ним. И вот мы начали подход, где прячась за обломки скал, где ползком. Вот до туров осталось метров 400. 3аур сокрушенно поворачивает ко мне голову. Дальше идти нельзя, туры очень зоркие, да и местность не позволяет. Делать нечего — надо стрелять. Я удобно располагаюсь. На большой камень кладу куртку, на нее карабин. Сзади, точно специально, лежит еще камень, как табуретка. Я сажусь на него и начинаю целиться. В середине группы лежит тур явно крупнее других и с рогами. Целюсь в него, но вот беда, на таком расстоянии шпенек мушки полностью закрывает тура. Что делать? С грустью вспоминаю цейсовский оптический прицел, который я сильно замочил и пришлось его отправить к друзьям-охотникам в Берлин. Он был бы сейчас просто незаменим. Ставлю курок на «шнеллер» и начинаю прицеливаться. Делаю это несколько раз и каждый раз не решаюсь выстрелить. Отлично понимаю: идет девятый день охоты, продукты на исходе, вряд ли мы еще встретим туров, но как стрелять, когда не видишь куда. Заур сзади шепчет — «Стреляй, стреляй же, больше джихви не будет!» Наконец я решаюсь. Гремит выстрел и все туры, как ни в чем не бывало, несутся по ледяной полке цирка, с небольшим приближением к нам. Я вскакиваю на ноги и делаю еще три выстрела по рогалю. Теперь стрелять легче: и поближе, и видишь куда целиться — чуть впереди корпуса зверя. Еще несколько мгновений и туры исчезают за гребнем горы.

Читатель, если ты охотник, легко поймешь мое состояние. К нам подходят ребята и всячески утешают меня, а Гоги уходит по следам убежавших животных. Я благодарен ребятам за их искреннее сочувствие и невольно вспоминаю «Зеленые холмы Африки» Эрнеста Хемингуэя — «Погоня за зверем, на которого ты давно и страстно мечтаешь поохотиться, хороша, когда впереди много времени и каждый вечер после состязания в хитрости и ловкости возвращаешься хоть и ни с чем, но в приятном возбуждении, зная, что это только начало, что удача еще улыбнется тебе и желанная цель будет достигнута. Иное дело, когда времени в обрез, и если сейчас не убьешь куду, то, быть может, никогда не убьешь его, а то и не увидишь ни разу. Нет, это уже не охота!»

Мои литературные воспоминания прерывают возбужденные голоса моих спутников. На хребте показывается Гоги и призывно размахивает своей панамой. Мы бегом устремляемся к нему и он ведет нас в седловину еще с полкилометра. Там лежит тур. Он мертв и только капельки крови стекают из ранки под позвоночником. Видимо я попал в него одним из тех выстрелов, что делал па бегущему. На память приходит старинная русская поговорка — «Охотника и рыбака девятый день кормит!» Вот уж и впрямь так! Тур большой, килограммов на 80. Однако ребята, под руководством старого, опытного Нико, быстро разделывают тушу и раскладывают по вещмешкам. Груз получается солидный, а больше всех достается Гоги — ему нести голову с рогами. Ребята смеются: «Ты, Гоги нашел джихви, тебе и нести рога!» Молодой, сильный Гоги только смеется в ответ. Мы спускаемся ниже и на границе леса устраиваем пир. Нико священнодействует. На жарких дубовых углях получается не мцвади, а истинный «харч богов». К тому же, последние дни мы «сидели» на пустой каше. Поэтому порция за порцией исчезают мгновенно. Нико в шутку ругается: «Ну и жрать охотнички!» Заур вздыхает: «Не побывали в Местии. Так хотел навестить семью Хергиани!» Это прославленная семья грузинских альпинистов, заслуженных мастеров спорта, братьев Хергиани. Один из них — Михаил, добрейшей души человек, погиб во время одного из восхождений высшей категории трудности. Я любуюсь, глядя на своих спутников: сильные, выносливые, опытные. Как внимательно, по-доброму они относились ко мне все эти дни. Сколько раз, даже без намека с моей стороны, брали из моего рюкзака тяжелые вещи, патроны, фотоаппараты и т.д. Я вновь вспоминаю Хемингуэя: «С такими людьми встречаешься, как с братьями, они сразу и от всей души принимают тебя за своего, откуда бы ты ни был родом. Такое отношение к людям свойственно лишь лучшим из англичан, лучшим из венгров и самым лучшим из испанцев, оно было отличительным свойством аристократов в те времена, когда еще существовала аристократия. Это свойство простых сердец, такие люди редки, и нет ничего приятнее общения с ними». А я, продолжая мысль Хемингуэя, думаю, что часто, очень часто именно такими людьми бывают настоящие охотники.

Наш обратный путь в Они проходил по долине реки Лухунисцкали. По правую руку, на западе, осталась гора Самерцхле высотой 3562 м. Трудный путь, но после удачной охоты, да еще на сытый желудок, мы преодолели его успешно. И вот мы уже на реке Риони. Здесь, в теснине Риони, зажатой скалами, были когда-то «пропускные ворота» князей Эристави Рачинских. Со всех путников собирали дань. На горе высятся развалины крепости Миндацихе. Решено было заехать в Накорцминду на богослужение. Двери этого древнего храма сделаны из распиленных на доски толстенных виноградных лоз. Храм украшен богатейшей резьбой по камню и довольно хорошо сохранившимися фресками. Это была родовая церковь князей Цулукидзе. Недалеко от этих мест расположено селение Схартали — летняя резиденция имеретинского царя Соломона I. Именно с ним в 1772 г. встречался академик Петербургской АН Иоганн Антон Гюльденштедт, который три с половиной года путешествовал по Кавказу и написал объемистую книгу «Reisen durch Russland». Это был блестящий естествоиспытатель. Именно он впервые описал такие виды животных как: джейран, перевязка, камышовый кот — хаус, слепыш обыкновенный, тур кавказский, большая чечевица, краснобрюхая горихвостка и белоглазый нырок. Теперь все они после латинского названия имеют приставку — «Guld» — то есть описаны Гюльденштедтом. И вот, через 200 лет, я иду по его следам.

Шагая позади Гоги, я все рассматривал рога тура и не мог понять, какого же зверя я добыл... Дело в том, что у двух видов тура, обитающих на Главном Кавказском хребте, — тура Северцова и дагестанского тура существует очевидное различие в строении рогов. Рога тура Северцова массивные и толстые, расположены в одной плоскости — отдельный рог может лежать на плоской поверхности, прикасаясь к ней по всей своей длине. Рога же дагестанского тура от лба идут вверх и наружу, затем изгибаются назад и вниз и, наконец, поворачивают внутрь и вверх. Приближаясь к винтообразной форме, рога дагестанского тура несколько напоминают бараньи. Рога отстрелянного тура имели промежуточный характер. Спирали они не образовывали, но были изогнуты не в одной плоскости. Шли сначала наружу вверх, затем наружу и назад, наконец — внутрь. Вот почему я и вспомнил Иоганна Антона Гюльденштедта. Именно ему выпала честь описать промежуточную форму, столь обычную на границе областей распространения двух видов. Туры с переходными признаками встречаются на Кавказе между горами Коштан Тау и Эльбрусом и носят звучное название — Capra caucasica Guld (то есть описаны Гюльденштедтом).

Дома, в Бари, происшествие. Оказывается, вчера медведь задавил бычка. Никто особенно не удивлен — тут это обычное дело. В этом году это первый случай, а в прошлом году 11 телят и коров стали жертвами медведей. В Они, в доме Нико, на стене висела медвежья шкура, которая поразила меня своими размерами. Я тщательно ее измерил. Она оказалась 237 см в длину и 146 см в ширину. Нико сказал, что он сдал 400 кг чистого мяса! Когда я потом рассказал об этом известному зоологу и знатоку медведей профессору Н.К.Верещагину, тот сильно удивился. Известны крупные медведи Дальнего Востока, Камчатки, но на Кавказе... Однако факт остается фактом. Вот почему я всегда призываю всех охотников тщательно взвешивать добытое животное.

До места, где медведь задрал бычка, метров 800 от селения. Несмотря на усталость, решаю посидеть, покараулить скотинника. Одеваюсь потеплее, беру фонарик, карабин и трогаюсь в путь. На месте туши бычка уже нет. Остались только потроха да изгрызенная мосталыга задней ноги. Метрах в 15 стоит кряжистый дуб с толстыми горизонтальными суками. Легко забираюсь на него и удобно устраиваюсь, прислонившись к стволу. Быстро темнеет. После многодневной ходьбы по горам, ноги гудят и мне приятно вытянуть их и положить на соседний сук. В стволе патрон чешской фирмы «Sellier S Bellot» с тяжелой пулей. Я люблю этот патрон, он многократно проверен мною по самым крупным лосям и всегда давал хороший результат.

Когда сидишь на лабазе, всегда предаешься воспоминаниям. Чувствую, как мое лицо расплывается в улыбке. Мне припомнился рассказ Юрия Алексеевича Ливеровского. Дело происходило в 30-е годы в Заонежье. Сложилась ситуация, подобная моей. Медведь задрал корову, и Ю.А. с местным лесничим в тот же вечер сели его караулить. На краю пожни, на которой лежала корова, росла могучая ель с толстыми горизонтальными суками. Охотники нарубили толстых, круглых жердей и положили их одна к одной, на два сука, росших на одной высоте. Ю.А. сидел на этом помосте, подобрав ноги, а лесничий вынужден был, из-за своего высокого роста, ноги свесить. Еще было совсем светло, когда вдруг лесничий испуганными глазами стал показывать куда-то под лабаз. Оказалось, как это часто бывает, медведь совершенно бесшумно пришел из леса и остановился прямо под лабазом. Ю.А. стал очень осторожно разворачивать свой «Голланд-Голланд» в сторону медведя, а лесничему показалось, что медведь хочет схватить его за ногу. Он резко подобрал ноги и уперся ими в крайнюю жердь. Все жерди мгновенно раскатились и незадачливые охотники сверзились прямо на медведя. Ю.А., не без юмора, рассказывал, как они ринулись в разные стороны, оставляя пахучие следы...

Вечерние сумерки быстро превратились в темноту, да еще начался занудный осенний дождик. Тем не менее, я своего медведя не прозевал. По чуть слышным шорохам догадался о его подходе. Карабин уже лежал у меня на коленях, снятый с предохранителя. Во все глаза пытался я рассмотреть, что делается у требухи. Для того, чтобы хотя бы что-то видеть, существует такой прием: место, где лежит привада, обкладывают белыми березовыми бревнышками. Они видны даже темной ночью и по их затемнению можно судить о перемещениях зверя. Здесь березы нет, да и темнота, усиленная дождем, кажется совершенно непроглядной. Я проклинаю себя — ведь дома в Питере остался «кабаний глаз» — мощный аккумуляторный фонарь именно для такой охоты. Подумалось, зачем он для охоты с подхода в горах? Подумалось верно, да кто же знал, что такое случится?

Вот я уже слышу прямо под собой хруст разгрызаемых костей... Страха нет. Есть бешенство. Медведь рядом, а стрелять некуда! Дождь усиливается. Темнота сгущается еще больше. Сколько я так «пас» медведя — не знаю. Когда почувствовал, что холодные ручьи побежали по спине, понял — надо уходить. Но как?! Спрыгнуть к пирующему зверю? Я включаю фонарик и вижу темный силуэт, бросившийся к кустам. Выключаю фонарик и выжидаю несколько минут. Снова включаю фонарик и вижу глаза медведя. Видимо, он не разобрал, в чем дело и не захотел уходить далеко от добычи. Не выключая фонарика, я дико кричу. Глаза исчезают. Я еще немного жду, обвожу лучом фонарика кусты — медведя не видно. Слезаю на землю и с карабином наизготовку, держа включенный фонарик под мышкой, пячусь к тропе, идущей в селение. Оскальзываясь и боясь разбиться о камни, бегу к мерцающим на противоположном склоне огонькам. Метров через 200 перехожу на шаг и, уже более спокойно, иду домой. Я не иду к Закро — знаю, что он в соседнем доме у своих родственников — Бидзины и его жены Норы. В цокольном этаже, сложенном из дикого камня, помещается кухня. Здесь, у камелька, тепло и уютно. Радушная хозяйка с постоянными восклицаниями — «Вай-мэ, вай-мэ» помогает мне снять совершенно промокшую одежду и обувь. Бидзина уводит меня за занавеску и дает свои брюки и рубашку. Я сажусь к огню и мне подносят рог с вином. Может ли быть в жизни что-нибудь лучше? Сидеть в тепле, в кругу друзей и маленькими глотками пить густое, терпкое «Телиани». Такое блаженство можно испытать тоже только на охоте! А медведь? Да Бог с ним — пусть живет! Мало ли я на них охотился?! И на бурых, в разных уголках нашего необъятного государства, и на белогрудых или гималайских на Сихотэ-Алине и даже на белокоготных на Памире. Другое дело тур — это был зверь моей охотничьей мечты! Так же, как турач среди птиц.

Через день я был в Тбилиси, а на следующий день — в родном Питере. Вычистил и смазал карабин и сел заряжать дробовые патроны. Через несколько дней я должен был ехать на традиционную охоту по чернотропу с гончими дочери. Охота не должна прерываться надолго! Не правда ли?

г. Санкт-Петербург.

Апрель, 1998 г.

 

"Охотничьи просторы"

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Присоединяйтесь к обсуждению

Вы можете написать сейчас и зарегистрироваться позже. Если у вас есть аккаунт, авторизуйтесь, чтобы опубликовать от имени своего аккаунта.

Гость
Ответить в этой теме...

×   Вставлено с форматированием.   Вставить как обычный текст

  Разрешено использовать не более 75 эмодзи.

×   Ваша ссылка была автоматически встроена.   Отображать как обычную ссылку

×   Ваш предыдущий контент был восстановлен.   Очистить редактор

×   Вы не можете вставлять изображения напрямую. Загружайте или вставляйте изображения по ссылке.

Загрузка...
×
×
  • Создать...